Хреново мне. Я потряс головой и в ответ на это движение в голове начала плескаться боль, меня замутило. Болевые ощущения концентрировались где-то в затылочной части. Я перевернулся на спину и открыл глаза. Темно. Но не настолько, чтобы не различить, что я лежу на бетонном полу какого-то подвала. Все правильно, сюда мы спустились, прячась от зомби. Мой напарник увидал нескольких, шагающих в нашем направлении, а каждому ясно: если зомбаки идут в одну сторону значит, они идут не сами по себе. А с тем, кто их ведет нам встречаться никак не хотелось… Помнится, я спускался первым, а мой напарник прикрывал мой тыл… Вот тут-то я и получил по мозгам.

Я, не без труда, поднялся. Соображал я еще недостаточно ясно, но изменения в своей амуниции ощутил сразу же. Я стал ощутимо легче. Рука моя уже шарила по поясу, пытаясь найти там пистолет, но это движение было чисто рефлекторным — я уже знал, что там ничего не было. Пришлось провести тщательную ревизию собственных карманов: ох и многого же у меня теперь не было. У меня теперь, почитай, ничего не было.

„Это надо же так вляпаться! — С некоторым запозданием укорил я себя. — Не новичок ведь уже, а так бездарно попался“. Впрочем, дела мои были многим лучше, чем и было положено быть в подобной ситуации. Я был жив. С другой стороны не я первый попался на удочку „шакала“, ни я последний, судя по всему. Завоевывать доверие — от этого их хлеб зависит. Да и жизнь, по сути, тоже! Что было бы, если б я заподозрил его и перестал бы ему доверять? Поменялись бы мы ролями сейчас, как минимум. Только я бы не стал, наверное, бить его по голове сзади, я б его просто пристрелил…

Впрочем, ладно. На упражнения „что было бы…' нет сейчас времени. Сейчас нужно, во-первых, понять — сколько у меня этого самого времени в запасе. Его (времени) и так-то оставалось не много, да сколько-то я провалялся в отключке, да идти теперь придется в одиночку, да без оружия… Впрочем с последним пунктом — это мы еще посмотрим. Может быть, еще не все так плохо, но главное все-таки выяснить, сколько времени осталось до Выброса. Часы, к счастью, мой напарничек не взял. Побрезговал. И то сказать — дешевка ведь, и имя там мое на задней крышке нацарапано. Куда их девать потом? Не продавать же пытаться! Ребята если увидят подобный „товар“ — тут и конец придет „шакалу“. Такими вещами не шутят.

Чтобы разобрать что-нибудь на циферблате, пришлось вылезти на свет божий, ну нет у меня подсветки на часах, что теперь?! Итак, одно обстоятельство выяснилось. До Выброса, по моим подсчетам пять часов. Плюс-минус минут сорок. Ой, хорошо бы плюс, а не минус. Ой, хорошо бы плюс! Ладно, отсчет взят, примерно пять часов, этого должно хватить с хорошим запасом. Теперь следует решить, давать крюка, чтобы выйти к моей заначке, которую я сделал пару месяцев назад после одного очень выгодного дельца. Думаю, дай на всякий случай… Случаи мол, всякие бывают. Это надо же! Как в воду глядел! Ну ничего, бог даст, я отсюда выскребусь — посчитаемся! Сейчас не об этом надо думать. Во-он там, следующий дом метрах в ста дальше по улице… Он последний, кстати, вроде дальше — поле. Хорошо, что уже почти стемнело. Цели теперь видеть гораздо труднее. Когда ты целишь это большой недостаток, когда в тебя целят — преимущество. Первое правило сталкера — если ты видишь цель, то она тебя уж точно видит!

Справа, в пределах видимости никого, с лева, в пределах видимости никого (черт, как же непривычно без оружия!)… Вперед сталкер, чего расселся?! Время поджимает!

***

Я снова посмотрел на часы, семь вечера, до часа „Ч“ еще три с половиной часа. Ну, три-сорок, если брать точный отсчет. Я смотрел на печную трубу сгоревшего дома. Ничего не изменилось за эти пару месяцев, только металлическая заслонка печи порыжела за это время еще больше. Как бы мне ее открыть половчее?! Я прищурился, рассматривая печную кладку. В наступивших сумерках это не так то просто.

Как будто все чисто. Рядом, правда, еще один дом. Целый. И что там внутри этого дома неизвестно. Или кто… Черт! Я в некоторой неуверенности огляделся в очередной раз. Сзади, в пределах досягаемости, столб, поддерживавший когда-то не то телефонные, не то силовые провода. Длинная такая, прямая и ровная деревянная жердь. Провода эти самые свисают с него как рыжие пушистые усы до самой земли. Они поражены мочалой.

„Странно, а где же изоляция!“ — подумал я, автоматически отмечая, что прежде чем подступиться к столбу, нужно будет обогнуть один из рыжих „усов“, чтобы не обжечься об него. И лучше это сделать справа. Правда, без „кошек“ на ногах лезть на него будет затруднительно, но если какая-то сволочь попрет на меня из этого сохранившегося дома, я с такой задачей справлюсь. Птицей взлечу! Что делать потом, если я окажусь на столбе, лучше не думать. Времени у меня мало, а в Зоне водится исключительно терпеливая сволочь, сутками могущая стеречь добычу. Рассказывают, будто местные крысы, например, стаей загнав добычу на тот же столб или дерево, и, не имея возможности преследовать ее дальше, ждут, пока добыча не свалится от усталости. Рассказывают так же, что при необходимости подкрепить собственные силы, крысы пожирают друг друга! Вот уж не знаю — много ли правды в таких рассказах.

Я выбрал камень и, размахнувшись, запустил им в окно сохранившегося дома. А потом еще, и еще один. Попал, разумеется, все три раза. Натренировался, понимаешь, гайки кидать. А от точности таких бросков иногда многое зависит. Камни загрохотали по деревянному полу постройки. Если там кто-то есть, он наверняка отреагирует на такое „заявление“. А, учитывая расстояние до дома, у меня сохраняются шансы вовремя смыться.

Тишина. Ладно, не будем терять времени. Я, оглянувшись последний раз, двинулся к печной трубе сгоревшего дома. Проходя мимо окон, куда кидался камнями, на всякий случай пригнулся — береженого, знаете ли…

Подойдя к трубе, использовал последний камешек, закинув его в отверстие в трубе сверху. Послушал, как он скатился вниз. Нормально скатился. Приготовленной заранее веточкой открыл заслонку и, холодея, засунул руку в верхнюю часть трубы по плечо.

Слова богу! Сверток оказался на месте. Хорошо я его спрятал! Я вцепился в ткань рюкзака и потянул его вниз. Распорка, на которой лежал рюкзак, соскочила со своего места, и я сумел вытащить из печи свою заначку. Прежде чем разворачивать рюкзак, я, не удержавшись, погладил его по пыльному боку.

— Радость ты моя! — обратился я к нему, — сейчас посмотрим, что там у меня было припрятано. „И что там у тебя сохранилось за это время“ — добавил я уже про себя.

Я развязал таки тесемки, и принялся доставать свертки, одновременно пытаясь припомнить, какие соображения руководили мной при выборе вещей „экстренной помощи“.

Оружие — в первую очередь. Я разорвал запаянный полиэтиленовый пакет и достал из него промасленный „ПМ“, проверил его и положил на пакет сверху. Достал коробку с патронами, зарядил пистолет и засунул его за пояс. Теперь шансы мои на то, чтобы убраться отсюда живым сильно увеличились. „Калашников“ — оно конечно было бы лучше, но денег у меня не так уж и много. Кстати о деньгах! Из другого пакета я достал не слишком толстую пачку сотенных и запихал в карман джинсов. Потом очередь дошла до бинокля, компаса, ножа, аптечки и карманного дозиметра. О чем я действительно пожалел сейчас, так это что не разорился тогда на какой-нибудь, даже самый завалящий, защитный костюм (тот, который я носил до сих пор „ушел“ вместе с моими остальными вещами). И, наконец, из последнего пакета я достал фляжку с крепким, к которому сразу же довольно основательно приложился, имея в виду два аспекта: во-первых, замечено, что алкоголь хорошо выводит продукты радиоактивного распада из организма, а, не имея дозиметра, я не имел возможности проверить почву, по которой я вот уже час с лишним ползал, местами даже на брюхе. Это, конечно, могло и подождать, но, во-вторых, я довольно основательно замерз — осень, однако! Однако вечер!

И именно в тот момент, когда я засовывал фляжку в задний карман джинсов, я услышал выстрелы. Стреляли, судя по всему не так далеко, хотя в Зоне обычно стоит такая тишина, что выстрел можно услышать за много километров, в данном случае речь шла не более чем о метрах пятисот. Очень это было неожиданно, потому что в такое время, когда до Выброса остается всего несколько часов, в Зоне трудно встретить даже зверей-мутантов, не то, что человека. Да еще на таком приличном от Периметра расстоянии. Судя по всему, какие-то бедняги терпели бедствие, как и я. И может быть, если мы объединимся, наши шансы на выживание станут совсем не плохими. Я покидал свертки в рюкзак, взял в руку „ПМ“ и, забросив рюкзак за спину, пошел в направлении выстрелов.

***

Я лежал за кустом молча и внимательно рассматривая лежащего метрах в тридцати от моего теперешнего положения человека. Человек этот казался жутко занятым — он сосредоточенно осматривал свою ногу. Так, как будто ничего важнее в этом мире для него уже не было. Странный это был человек. Невозможный, какой-то. Не бывает в Зоне таких людей. Ну, как бы это объяснить-то, попонятней… Во-первых, он был длинноволос! Это было прекрасно видно, потому что, во-вторых, голова его не была покрыта. И так далее. Все в нем было странно, от одежды до позы, в которой он сейчас сидел. Ну, вот просто взяли паренька из города. Из любого. И как был: в кроссовках, джинсах, ветровке поместили в Зону. Прямо на это самое место. Так он и сел здесь, почему-то вдруг решив посмотреть, есть у него там нога, или ее, по какой-то причине, там уже нет.

Захваченный этим зрелищем, я далеко не сразу понял, в чем собственно дело. И только когда оторвал взгляд от этого странного „городского“ паренька, я увидел четырех мертвых Слепых Псов, валявшихся неподалеку. А когда парень негромко застонал, попытавшись поменять положение, до меня окончательно дошло, что выстрелы, которые я слышал, исходили именно отсюда. И стрелял именно этот самый парень, в этих самых Собак. И что одна успела таки частично до него добраться.

Вообще говоря, парню сильно повезло (или он был очень хорошим, холоднокровным стрелком), потому что когда на тебя прут Слепые Псы, в руках необходимо иметь, по меньшей мере — „Калаш“, чтобы не слишком опасаться за целостность своего драгоценного тела. А „Калаша“ ни на пареньке, ни по близости что-то не видно… Да и стреляли одиночными.

Странное чувство я тогда испытал. Никогда ранее со мной такого не было: вот сидит передо мной живой человек. Пока живой… А через пару-тройку часов он умрет. Умрет, скорее всего, страшной смертью, попав в Выброс. Тела сталкеров не вышедших из Зоны до Выброса иногда находят, случаются такие чудеса. Находят их в таком состоянии… Мне однажды тоже довелось посмотреть на такое тело. С тех пор я всегда ношу с собой патрон с написанным на нем моим именем.

Так вот, я точно знаю, что парень скоро умрет, а никаких чувств, кроме какой-то необъяснимой гадливости, это во мне не вызывает. Ни жалости, ни сочувствия — ничего. Ну чего, спрашивается, поперся в Зону этот молокосос?! Без снаряжения, без приличной одежки, без приличного же оружия, БЕЗ РЕСПИРАТОРА, наконец?!! Чрезвычайно изощренный способ свести с жизнью счеты это, что ли? В общем, единственное мое желание было, когда я видел всю эту картину, только одно — обойти это все как можно дальше, и, не вмешиваясь, оставить все как есть. У меня и своих проблем — до чёрта! Это надо же — баз респиратора в Зону выйти!!! Гм… впрочем я в свое время тоже… гм… и если б не Дед тогда… Не хочу сейчас об этом.

Не знаю, что окончательно повлияло на мое решение. Может быть, это мое воспоминание из своего прошлого. Может быть ставшее уже рефлекторным нежелание идти по Зоне в одиночку. Может еще что-то, не знаю. В любом случае я чуть отполз, так чтобы между нами расположился бугорок. Мало ли, пальнет еще на голос. Люди, знаете ли, становятся довольно нервными, сразу после того, как их попытался кто-то съесть. Громко и уверенно прокричал ему сто-то вроде: „Не стреляй парень! Поговорим!“. После чего встал, неспешно подошел к сидевшему на земле и присел рядом.

— Привет — сказал я.

***

Парня звали Константином, и парень был очень рад нашему знакомству (ха, еще бы!). Раны на его ноге оказались не слишком серьезными, и после того как я воспользовался аптечкой (моей аптечкой, своей аптечки у него не оказалось), парень, хотя и с видимым трудом, сумел встать на ноги. После чего мы ужасающе медленно продолжили свое путешествие.

— Вы знаете, мне так повезло, что вы на меня наткнулись, — имени я своего не назвал, и Костик весьма дипломатично называл меня просто на „вы“, — Если б не вы — меня, наверное, скоро съели бы!

— Не слишком расплескивай свою благодарность, ты меня уже ею забрызгал! — я потерял на этом парне двадцать минут и, в отличие от него, я знал, что вопрос о нашем пребывании в качестве чужого обеда еще далеко не решен, — Ты мне лучше скажи, за каким дьяволом тебя понесло в Зону?! Денег тебе захотелось „легких“, так где же твои контейнеры? Или ты в карманах хабар тащить собрался?

Костик потупился и тяжело и как-то горестно вздохнул.

— На самом деле я не за деньгами в Зону пошел. Понимаете, у меня брат тут пропал недавно. Они с друзьями месяц назад сюда, в Чернобыль, поехали. Хотели сталкерами стать. В Москве знаете как о сталкерах говорят! Героями считают! Вот они и сорвались. А десять дней назад с матерью одного из поехавших связался главврач местной клиники душевно больных — сын ваш, дескать, в сумеречном состоянии рассудка. Больше ничего узнать не удалось, вот я и поехал.

Костику явно хотелось выговориться, оно и понятно — напряжение, которое вдруг спало, вдруг слушатель — после долгого одиночества, все понятно. Это было даже неплохо. Паренек увлекся, и меньше внимания обращал на свою ногу, что позволяло нам передвигаться чуть с большей скоростью. А о том, что творится вокруг я, так и быть, позабочусь.

— С главврачом я поговорил, оказалось, парня солдаты доставили — патрули, — не унимался Костя, — бродил рядом с зоной, людей не узнавал. Главврач мне что-то объяснял, но я не понял ничего, он вроде как под контролем у кого-то был какое-то время, или что-то в этом роде.

Я, потом, разыскал этих ребят из патруля, но больше они никого не видели. Я пару дней потолкался среди местных — узнал про человека, которого все зовут Торговцем, вы его, наверное, знаете, — я слегка усмехнулся (мне ли, не знать!), — хороший человек оказался, хотя и грубоват. Он мне многое рассказал о моем брате. Брат у него был, оказывается, и Торговец ему нашел напарника. Пару раз они ходили в Зону, довольно успешно, с добычей вернулись. (Хотя Торговец ворчал, мол могли бы и больше принести, если б мой брат не капризничал и не отказывался ходить в Зону достаточно далеко.) А потом этот напарник брата один вернулся, рассказал, что попали они в какую-то передрягу, в результате которой потерялись. Мой брат так и не вернулся.

— А ты, значит, пошел его искать! — Догадался я. — И что случилось с твоим напарником?

— Я один пошел.

Глаза мои полезли на лоб.

— Ты родился под счастливой звездой, парень! Тебе нужно очень усердно молиться своему святому! То, что ты до сих пор жив — это чудо, каковых я здесь еще не видел! Я чудес я тут повидал, брат… Тебе что, не объяснили как здесь опасно? И какого черта, спрашивается, ты без снаряжения и в такой одежде?

Костя пожал плечами:

— А что тут такого? Я же не долго собирался в Зоне пробыть. Ну, несколько дней. Большой дозы я тут за это время не получу, к тому же, местные мне говорили, что как раз в это время Зона почти не активна. Я хотел, по началу, проводника из местных нанять, у меня и деньги есть, но все с кем я по этому поводу говорил, отводили чересчур большие сроки на подготовку. В общем, если бы я их послушал, мы вышли бы только завтра. А мне казалось, что нужно торопиться, что можно еще помочь брату, если быстро его найти, мало ли.

Я смотрел на то, как Костя, насупившись, хромает рядом со мной. Наверное, мне нужно было промолчать. Наверное, лекцию на тему: „Здравый Смысл и Зона“, мне нужно было оставить на потом, но я не выдержал:

— Парень, ты псих, ты это знаешь? Это же Зона, черт тебя подери, З-О-Н-А, понимаешь? Тут человек помирает оттого, что неправильно наступил на неправильную кочку! Тут даже дышать нужно уметь правильно! А у тебя, как я заметил, нет даже респиратора! А знаешь ли ты, что пыль на дороге, по которой ты идешь, сильно „фонит“, и, забиваясь в одежду, а тем более в волосы, продолжает облучать тебя, даже если ты благополучно выходишь из Зоны?! А известно ли тебе, что Зона имеет свой распорядок, по которому выходит, что все живое в Зоне через, — я взглянул на часы, — три часа станет мертвым?! В том числе и мы, если не успеем выбраться отсюда, и именно поэтому в Зону с тобой, до завтрашнего числа, идти никто не хотел.

Костя, ошарашенный моей вспышкой, смотрел на меня с некоторым недоверием. И только увидев выражение его лица, я вдруг понял, насколько слабо я от него сейчас отличаюсь. Вот только голова побрита, а так, со стороны, я сейчас выгляжу ничуть не лучше. Ну, может не городским я жителем сейчас выгляжу, а сельским, из-за свитера моего молью траченного, да рюкзака за спиной.

Дабы как-то сгладить неловкость создавшейся ситуации, я решил продолжить начатую ранее тему:

— Гм, кстати, а как ты узнал, что именно о твоем брате речь, фотографию ты Торговцу показывал, что ли? И откуда узнал, в каком направлении идти искать, разговаривал с бывшим напарником своего брата?

Костя помолчал, как бы раздумывая, стоит ли со мной говорить на эту тему дальше, но потом, видимо вспомнил в каком он сейчас положении, и решил все-таки ответить:

— Торговец мне книгу показал. Там у него отмечены все выходы в Зону всех известных ему сталкеров. Там и проставлены имя и фамилия брата, а так же, приблизительно, район поиска. А с напарником брата я хотел поговорить, но он в Зоне сейчас, оказывается.

— А как зовут этого, с кем ты поговорить хотел, братова напарника, там записано не было? — Просто так я спросил, думал — проверить бы его нужно, что за пропажа новичков в Зоне такая? Не было ли за ним чего подобного раньше.

— Да, я его имя, вроде, запомнил. Его зовут Дмитрий… А вот фамилия… Странная довольно, короткая такая…

— Шон. Дмитрий Шон. Правильно? — меня как будто вторично огрели по башке.

— Правильно, — Костя был несколько удивлен, — А вы его знаете, да?

— В общем — так, я с некоторых пор имею на него большущий зуб, — я посмотрел ему в глаза, — Ты теперь, тоже, по всей вероятности. Но об этом я тебе позже расскажу в подробностях, если выберемся живыми. — А про себя думаю: „какие же все вокруг сволочи! Включая меня. Ведь не собирался же я вытаскивать этого паренька. Бросить ведь хотел“.

А вообще интересно получилось. Есть, как будто, на земле высшая справедливость какая-то. Пройди я мимо Кости, и, оставив его подыхать, куда бы я первым делом пошел после того, как выбрался бы из Зоны? К Торговцу и пошел бы, естественно. Рассказал бы ему все. А теперь что же получается — Торговец и „шакалам“ начальник, что ли? Ведь это он, зараза, мне „шакала“ в напарники подсунул. Хороший мол, человек, опытный. Чем же я тебе не угодил-то, неужели тем, что отказался „Студень“ тебе добывать, несмотря на все твои денежные посулы? Не любишь, когда тебе не подчиняются? Нет, все-таки правильно мы его Торговцем зовем, не положено ему имени человеческого. Перестал ты быть человеком, начав жизнями торговать.

Однако даже охваченный сими черными мыслями я продолжал автоматически фиксировать все, что творится вокруг, и, выйдя из не слишком густого леса на полянку, откуда прекрасно была видна лежавшая метрах в трехстах, старая ржавая цистерна-прицеп, которая с давних времен валялась на проселке, петлей заходящим в Зону, я остановился. Цистерна была хорошим ориентиром, к которому я, собственно, и шел. Проселочная эта дорога была одним из самых безопасных путей из Зоны, хотя вещи с ней творились странные — дорога не зарастала, хотя не ездили по ней со времен аж первого взрыва на АЭС, и цистерна никогда не обрастала „мочалой“, несмотря на открытый свой металл.

Так вот, остановился я, почувствовав неладное что-то. Не знаю, как объяснить. У сталкеров со временем развивается какое-то шестое чувство опасности. Стоит пейзажу вокруг перестать соответствовать тому, что ты о нем помнишь — тут же срабатывает рефлекс.

Не знаю я что именно изменилось. Какая-то раздражающая и не дающая покоя мелочь привлекала внимание. Пахло от этого места какой-то необъяснимой опасностью, что-то в этом месте было не так, как должно было быть.

Я приказал Косте лечь, и сам улегся рядом внимательно рассматривая в бинокль цистерну. Ну, старая большая ржавая бочка. Ну и что? Вот сейчас встану и подойду, брошу в нее камешек здороваясь, всегда так делаю, когда иду этой дорогой, послушаю как она гудит. Я взмок. Не могу заставить себя встать! Я стал исследовать цистерну сантиметр за сантиметром, скользя взглядом по ржавому металлу. Ничего подозрительного не обнаруживалось. Люк на верху распахнут под привычным углом (внутри, должно быть, скопилось много дождевой воды). На облупившимся боку все еще различимы буквы: „ОГН“. Колеса со спущенными шинами. С одного из бортов свисает металлическая цепь, раскачивающаяся на слабом ветерке и слегка-слегка поскрипывавшая в такт своему мерному движению. Что-то приковало мое внимание именно к этой цепи. Ветер? Нет, ветер тут тоже ощущается. И направление качания, учитывая направление ветра, правильное. И тут до меня, наконец, дошло. Елки-палки! Тут же триста метров, а я слышу, как она скрипит! Это все бинокль виноват — смотрю на эту цепь как будто в упор. В обычных условиях с трех метров прислушиваться пришлось бы, чтобы такие звуковые тонкости уловить!

Костя, нужно отдать ему должное, все это время, пока я пялился на цистерну, меня не беспокоил, тихонечко лежа рядом. Поэтому я решил „наградить“ его, объяснив, почему решил сменить наш маршрут. Я сунул ему бинокль и потыкал рукой в сторону цистерны:

— Цистерна, — комментировал я, — цепь на ней. Смотри внимательно! — Костя сосредоточенно смотрел какое-то время на цепь, а затем вопросительно на меня.

— Смотри! И слушай.

Кажется, до него дошло, что я имел в виду.

— Почему так? — Спросил он с каким-то детским любопытством.

— Не знаю. Раньше я никогда не встречал такого. И не слышал ни от кого, ни о чем подобном. Там, впрочем, что-то еще не так, что именно сказать не берусь. Но мимо этой цистерны мы не пойдем. Нам придется поворачивать оглобли и пробираться к следующему выходу.

Костя покопался во внутреннем кармане своей куртки и достал сложенный в несколько раз лист бумаги и маленький фонарик-карандаш. Он развернул бумагу, которая оказалась довольно неплохим, набросанном от руки, планом северного участка Зоны. Я, мельком, заметил даже отметку „цистерна“.

Костя включил фонарик и осветил свою доморощенную „карту“.

— А мы сейчас где?

***

Да, не те уже мои годы. Следует констатировать, что устал я весьма изрядно. Хотя и денек у меня сегодня выдался — не дай бог каждому! И бегал я сегодня и ползал на брюхе, и убивал, и меня убивали, и вот уже два часа я пру на себе человека, занявшись под конец дня спасением чужой жизни.

Костя упал, когда мы шли вдоль озера, и встать больше не смог. Нога его опухла и была сильно горячей на ощупь, видимо в кровь ему, вместе со слюной Слепого Пса, который его тяпнул, попала какая-то дрянь. Раньше, таких осложнений после укусов я не встречал, но в Зоне все изменяется очень быстро, и обычные биологические законы здесь не действуют. У Кости явно поднялась температура, и сбить ее не удалось даже уколом анальгетика. В данный момент я тащу его на плечах. Костик почти все время в беспамятстве.

Чтобы переплыть озеро и, таким образом, покинуть Зону, речи быть не могло, хотя именно на это я и насчитывал. Больше не контролируемых патрулями выходов не было, и я решил идти прямо к КПП, который располагался за озером. Не звери же солдаты, в конце концов! Я на это очень надеюсь.

К сожалению, местная локальная география играет против меня, дело в том, что берег озера идет не параллельно Периметру Зоны, а выдается в Зону довольно приличным заливом, так что первую половину пути по берегу я принужден идти удаляясь от Периметра, а не приближаясь к нему. Если бы я был один, я бы справился точно, даже путешествуя по берегу, а не вплавь. С таким же грузом я продвигаюсь совсем медленно. Если на нас нападут сейчас — наша песенка спета, так как я не в состоянии сейчас дать отпор даже самому слабому врагу. Однако вокруг все тихо, и даже птицы подевались куда-то.

И все же один враг у меня сейчас есть. И враг очень серьезный, а имя ему — Время. Да, времени у меня совсем нет. Вернее осталось у меня двадцать минут до расчетного момента Выброса, а я еще не вижу бетонной стены первого Периметра. Это значит, что я точно не дойду до КПП вовремя, однако шанс выжить у нас все-таки остается.

Самый первый Периметр начали строить сразу после второго взрыва на АЭС, или после Первого Выброса, какой осчет кому нравится. Сразу после того, как увидели, что Зона делает с людьми. Тогда одна за другой погибли несколько экспедиций ученых. Возвели его быстро и основательно — солидное бетонное ограждение с колючкой на верху. Кто ж знал тогда, что Зона будет расширяться со временем? Вернее, что расширятся она будет, уже тогда догадывались, поэтому построили первый Периметр с большим, как тогда казалось, запасом. Мда, теперь вся эта бетонка почти полностью в Зоне — таких темпов роста не предвидел никто.

Теперь же существует еще один Периметр, передвижной, полностью из переплетенной колючки. На данный момент между этими двумя Периметрами расстояние — ровно два с половиной километра, эта площадь называется предзонником. Официально считается, что в Зону ты входишь, когда ты пересекаешь бетонный Периметр, но на самом деле — это неправда. Вообще говоря, четкой границы между Зоной и предзонником никто найти не смог, и как очкарики определили размеры Зоны я понятия не имею. Одно я знаю точно — за проволочным Периметром никто от прямого воздействия Зоны не пострадал. И зверье из Зоны туда не суется, и в момент Выброса там вполне безопасно.

Мне сейчас остается только надеяться, что первый Периметр где-то рядом, а не вижу я его, потому что почти совсем темно. Костя у меня на плечах на минуту очнулся, простонал что-то не членораздельное, и отключился снова. Костика я теперь не брошу. Я дал ему надежду на то, чтобы выйти отсюда живым, и я теперь за него ответственный. Кое-кто такой философии не понимает, но это их проблемы, я же считаю, что подобные правила отличают меня как человека. А для меня это, пока еще, не пустой звук!

Ну наконец-то! Вот и бетонка! Из мрака выплывают белесые плиты, и очень хорошо виден провал между ними — здесь раньше был КПП. Я собираю последние уже силы и устремляюсь к этой дыре в стене бегом. Хотя „устремляюсь“, сказано, наверное, чересчур сильно. В обычном моем состоянии я даже хожу быстрее. А на бег я срываюсь потому, что кажется мне на белесых плитах зеленоватый отблеск. Точно! Пробегая мимо бетонки, я замечаю, что заметно лучше вижу. Явно светает. Когда же на земле в наступивших зеленых сумерках я начинаю отчетливо видеть свою тень, я останавливаюсь. Все. Как бы то ни было, все это кончится здесь. Я аккуратно снимаю с себя тело, и придаю ему сидячие положение, прислонив к стволу дерева. Потом достаю фляжку (единственную вещь, кроме пистолета, которую я не выбросил для уменьшения нагрузки на мои несчастные ноги) и аккуратно влил тоненькую струйку в рот своей ноше. Коньяк подействовал почти мгновенно — Костя закашлялся и очнулся. Выглядел он, мягко говоря, неважно.

— Вот, — я протягиваю ему пистолет рукоятью вперед. — Возьми. — Он берет оружие. По его лицу было понятно, что он слабо понимает сейчас, где находится. И все же я решил предоставить ему выбор.

— В течение нескольких минут в Зоне будет Выброс. — Начинаю я свои объяснения. — Все, кто находятся в Зоне — погибнут. Считается, что попасть в Выброс это самое поганое, что может случиться с человеком. Я видел тела погибших таким образом, и с этим мнением, в общем, согласен. Если бы мне дали выбирать — погибнуть в Выбросе или застрелиться, я бы выбрал пистолет. Однако, сложность нынешней ситуации в том, что я не знаю, находимся ли мы все еще в Зоне, или нет. Я свой выбор сделал, и решил, что если есть шансы выжить, то нужно цепляться до конца. Ты разумный человек, и я не имею право за тебя решать.

Костик некоторое время смотрит на „ПМ“ в своей руке, а затем ставит его на предохранитель и кладет рядом с собой.

— Мне еще за брата посчитаться надо.

Я киваю.

— Сейчас отвернись, — говорю, — на то сияние, что сейчас будет смотреть не стоит.

Костя послушно отворачивается, и ложится лицом вниз, закрывая глаза рукой. Я очень скоро последую его примеру, но пока смотреть можно и я смотрю, потому что, если отвлечься от всего, что этому сопутствует, Выброс сам по себе, это очень красиво. Где-то там, в самом центре Зоны разгорается сейчас неимоверно яркая зеленая точка, и все предметы окрашиваются во все оттенки зелени. И даже тени от предметов становятся зелеными, приобретая очень насыщенный изумрудный цвет. И вот тут я понимаю, что жить без Зоны я, пожалуй, уже не в состоянии. И даже если выживу я на этот раз, то не уехать мне уже отсюда до конца моих дней. Пропитался я Зоной насквозь, и привязала она меня к себе накрепко. И, когда сияние становится, наконец, нестерпимым, я закрываю глаза и ложусь, не зная, сумею ли подняться когда ни будь вновь. А над Зоной восходит самая красивая в мире, и самая смертоносная Зеленая Заря Зоны.

Конец.