THE SYSTEM ERROR № 26.04.1986.
автор: Кондратьев С.А.
***
“…По-моему, его звали Леший, или Старик, неважно. Главное, что это был самый странный человек Зоны, он отличался от всех. Ему не нужны были не деньги, не слава в среде сталкеров. Он не собирался раскрыть загадок Зоны, возможно он вообще ничего не хотел. Но наверное самое странное, что было в нём, это то, что он никогда не выходил из Зоны. И на этот счёт у людей было своё мнение. Кто-то утверждал, что он скрывается в старом армейском бункере глубоко под землёй, кто-то что у него землянка в лесной чаще. Один сталкер, будучи в изрядном подпитии, клялся, что Старик летает домой на личном вертолёте.
Часто видели как он закинув за спину карабин СКС с оптическим прицелом, одетый в болотные сапоги и старую штормовку, бродил по лесам Зоны. Он никогда не брал с собой никаких приборов, не использовал защитные костюмы, но по какой-то непонятной причине всегда возвращался живым. Рассказывали, что Старик буквально чувствовал каждую аномалию, умел обходить логовища мутантов и прятаться от вездесущих патрулей. Многие пытались понять как он выживает после даже самых сильных выбросов, но всё таки Леший так и оставался одной из загадок Зоны.
Нет, он не был стар, волосы его ещё не тронула седина, лицо не покрывала густая сеть морщин, но глаза его умерли. Спрятанные под сводами бровей чёрные как сажа зрачки смотрели на мир равнодушно. Ничто не могло его взволновать, никто не слышал, чтобы Старик сказал больше десятка слов за раз. Радиация пропитала его насквозь, и в общем-то по уровню излучения его тело не сильно отличалось от общего “фона”. Казалось что он искал смерть, но они, почему-то, никак не могли встретиться…”
Писатель оторвался от текста и откинувшись на спинку операторского кресла потянулся. Всё его тело болело и ныло от усталости, но спать не хотелось. Он любил писать по ночам, особенно в полнолуние. Луна за окном вылезла из-за тучи осветив небогатую обстановку комнаты. Письменный стол, кровать, подпирающий потолок книжный шкаф – вот и вся мебель. Единственным напоминанием о научно - технической революции служил старенький Pentium -133. Экран монитора светился голубоватым светом, курсор лениво мигал в конце строки как бы задумавшись вместе с автором. Где-то за стеной, на улице, послышался шум мотора, жалобно заскрипели тормоза. Писатель выпрямился и снова застучал по клавиатуре компьютера. Из сеней донёсся странный грохот, писатель перестал печатать и насторожился. Послышался треск выламываемой двери, в коридоре застучали тяжёлые каблуки.
Их было трое, впереди топтался замученный жизнью старлей с табельным “макаром” в одной руке и корочками в другой. Позади проход перегораживали два дюжих молодца с “калашами” наизготовку. На широкой груди каждого было написано одно нехитрое слово “СОБР”.
Писатель спокойно положил руки ладонями на стол, невозмутимо уставившись на отражение старлея в стекле монитора. Темнота сгустилась и комнату теперь освещал лишь экран монитора, да свет притороченных к стволам автоматов тактических фонарей.
Но писатель и не собирался сопротивляться. Он ещё не сошёл с ума чтобы кидаться на двух вооружённых “СОБРов”, лейтенанта он в расчёт не принимал. Его мысли занимал не метательный нож в левом рукаве, и даже не автоматический ОЦ-23 “Дротик”, приклеенный под столешней. Сейчас его интересовала только “пищалка”. Небольшой, величиной с мячик для пинг-понга, чёрный шар, закреплённый в электромагнитном держателе на столе.
По сути своей “пищалка” - это динамически нестабильный шар. После зарядки её любым видом энергии шар переходил в неустойчивое состояние и, со страшным визгом, начинал носиться по окружающему его пространству. Вновь стабилизировать его могло только сильное магнитное поле, или время.
Писатель, тяжело вздохнув, повернулся на стуле лицом к старлею и вытянув руки вперёд. Окно теперь находилось у него за спиной, только бы хватило силы толчка…
И тут старлей лопухнулся, достав наручники он шагнул вперёд, на мгновенье перекрыв “СОБРам” линию огня. Писатель среагировал мгновенно, его правая нога резко выпрямилась, целя менту в пах. Лейтенант взвыл и согнулся пополам. Виталь подхватил выпавший из его рук “макар” и подняв его на уровень плеча, левой ногой сильно оттолкнулся от стола. Стул проехав с полтора метра, врезался в стену, писатель пробив стекло, перевалил через подоконник и рухнул спиной на землю. Всё ещё сжимая в левой руке вырванный на “лету” электропровод он услышал как в доме набирая скорость завыла “пищалка”. Послышались глухие удары и приглушенные крики, затем всё стихло.
Возвращаться в дом Виталь не решился, мало ли. Конечно жалко оставлять всё оружие и оборудование. Поддельные документы и большую часть денег тоже придётся оставить, ничего не поделаешь. Осторожно ступая босыми ногами по остывшей земле, он добежал до сарая. Среди хлама удалось найти какие-то старые ботинки и засаленную штормовку. В углу, в, заваленном хламом и покрытым толстым слоем машинного масла, металлическом ящике лежал помповый Remington 870. Замок пришлось “открывать” фомкой, так как ключ тоже остался в доме, в нижнем ящике стола. Ментовский “макар” он выбросил, толку от него мало, а неприятностей можно огрести...
Беззвучно перескочив через дощатый забор, Виталь, пригнувшись и стараясь не выходить из тени, побежал по улице. Не на секунду не останавливаясь, он пробежал с квартал, прежде чем наконец решился отдышаться. В боку предательски кололо, сердце бухало под майкой как сумасшедшее. Пора было обзавестись каким-нибудь средством передвижения, и, осмотревшись вокруг, он остановился на грязно-белой “копейке”. Свет в доме не горел, деревянные ворота были заперты на висячий, амбарный замок. С помощью ножа Виталь аккуратно выудил штыри и снял одну створку с петель. Из пояса брюк он вытащил “линейку” - гибкую стальную полоску с крюком на конце. С её помощью, открыв машину Виталь снял её с ручника, включил нейтралку и тихо вытолкал её на проезжую часть. Ночь казалось помогала ему, полная луна спряталась за тучу, укрыв его темнотой. Ветер, гуляющий по селу, уже не жалил тело холодом, а лишь ласково трепал волосы на затылке. Ударом приклада он сбил кожух замка зажигания и, с ловкостью профессионального автоугонщика, завёл мотор.
***
Лес встретил его как дорогого гостя, пёстрым ковром опавших листьев и тихой мелодией ветра, шуршащего в кронах стройных берёз. Машину Виталь бросил на опушке, в полутора километрах от Зоны, дальше пришлось идти пешком. Эта ходка была незапланированной, поэтому времени изучать схему минирования и часы смены караула на постах не было. Конечно был ещё один проход в Зону, простой, быстрый, безопасный, но платный. Вся проблема была в том, что денег у Виталя не было, причём не было совсем. Но попытка, не пытка, и он, закинув за спину Remington, осторожно двинулся по направлению к охраняемому периметру.
Метров через пятьсот он набрёл на облупившуюся, потемневшую табличку. Потускневшие буквы на ней на трёх языках предупреждали о минах, высоком напряжении и прочих прелестях. Виталь взял правее и шагов через сто наткнулся на цель своего “путешествия”, старую трансформаторную будку. Он выломал длинную палку, а затем, оторвав большой кусок полы штормовки, соорудил что-то навроде факела. Сунув факел за пояс Виталь приступил к осмотру двери. Замок на двери был чистой бутафорией и особых проблем с ним не возникло. Прежде чем войти он привёл в боевое положение дробовик. Внутри Виталь быстро осмотрелся и, не заметив ничего необычного, откинул крышку люка, врезанного в пол. Осторожно ступая на хлипкие ступени, по ржавой металлической лестнице он стал спускаться вниз.
Сейчас уже было трудно вспомнить, кто первым обнаружил этот участок старого теплопровода, ведущего отсюда, под блокпостами и минными полями, прямо в Зону. Но всю его коммерческую ценность первыми осознал один сталкер. Как его звали тогда, сейчас уже вспомнить было довольно трудно, но через несколько лет он, вполне заслуженно, получил кличку Ротшильд.
Туннель был сырым и тёмным, к тому же здесь водилась всякая мелкая гадость. Крысы, обычные и мутировавшие, чувствовали себя здесь как дома. Держа дробовик наизготовку, Виталь вытащил факел из-за пояса и, зажав между коленями, поджёг. Держа факел возле самого пола он медленно пошёл вперёд.
Ход то сужался то расширялся, изгибаясь при этом как гигантский удав. Стены покрывала какая-то прозрачная слизь. С низко нависшего потолка, то и дело, срывались тяжёлые холодные капли. Одна из них угодила Виталю за шиворот, скатилась по спине, вызвав неприятную дрожь. В некоторых местах удавалось идти почти в полный рост. Но, иногда, приходилось и пригибаться к самой земле, чтобы не удариться головой о потолочные балки.
Через некоторое время туннель вывел его в старую систему канализации. На это указывали почерневшие бетонные стены и ржавые душераздирающие таблички типа: “Не влезай! Убьёт Администрация!”. Здесь можно было стоять в полный рост, особо не напрягаясь. Пространство освещало несколько тусклых ламп. Затушив факел в ближайшей луже, Виталь двинулся к перегораживающим вход металлическим воротам. Подойдя вплотную, Виталь громко заколотил в дверь прикладом. Где-то через минуту из-за двери послышалось чьё-то кряхтение и неторопливое шарканье. Прошло ещё несколько секунд.
Створка приоткрылась и из щели высунулось круглое морщинистое лицо с, черными как угольки, прорезями глаз. Голова повернулась, как на шарнире, и лицо старика расплылось в улыбке.
Старик взял из его рук ружьё и, осмотрев его со всех сторон, молча кивнул. Ротшильд скрылся за дверью, что-то загремело и ворота распахнулись. Входя внутрь Прут заметил как дед сунул в карман шаровар что-то сильно похожее на “Браунинг”. Порывшись в кармане Ротшильд выудил оттуда и протянул Пруту рожок от “Калаша”.
Жилище Лешего представляло собой такое убожество, что дом Виталя на его фоне выглядел дворцом. Это был своеобразный погреб, переделанный в жилое помещение из участка старой канализации. Несколько старых металлических шкафчиков, грубо сколоченный стол и нары – вот и вся обстановка. Ещё были конечно и генератор, и маленькая радиостанция, но всё это было скорей необходимостью, чем предметом роскоши.
Прут поднял со стола Стечкин и сунул в открытую кобуру на правом бедре. Рядом в небольшом отделении удобно поместился проточный, щелевой глушитель. Из самодельной кобуры на левом бедре он вынул обрез Mossberg 500 “shorty” для ближнего боя. Отодвинув цевьё назад он неторопливо стал вставлять в трубчатый магазин толстые цилиндры патронов.
Леший молча кивнул. Прут закончил с обрезом и снял со стены АС “Вал”. Оттянув затвор осмотрел ствол. Привычным движением подсоединил магазин и, заслав патрон в ствол, поставил на предохранитель.
Прут закончил с оружием и натянул на голову капюшон защитного комбинезона. Проверил удобно ли ходить. Попрыгал на месте проверяя не создаёт ли снаряжение лишнего шума. Включил датчики проверяя аккумуляторы.
Прут тоже на несколько секунд присел на край старого ящика, затем порывисто встал и пожал жилистую руку Лешего. Быстро поднявшись по вбитым в стену колодца скобам Прут вылез наружу. Замаскировав выход, он поднял “Вал” и, пригнувшись, короткими перебежками, двинулся к ближайшему леску. Не то, чтобы он боялся быть замеченным, просто это была привычка, выработанная годами. Холодный осенний ветер, раздухарившись, гонял листву, заметая следы сталкера.
***
Прут поворочался, разминая задеревеневшие от холода мышцы. Хотя в его “берлоге” было довольно тепло, погода ясно давала понять - сезон подходит к концу. Через несколько месяцев выпадет первый снег и ходить в Зону станет слишком опасно. Несколько раз сжав-разжав побелевшие, от холода, пальцы правой руки он поднял автомат и припал к прицелу. БТР наконец убрался и можно было немного расслабиться. Полчаса проваляться на холодной земле, в небольшой лощине, закрывшись еловыми лапами – это тебе фунт изюма с лотка слямзить. А у вояк и впрямь, что-то не заладилось, если они так далеко в Зону забрались. Поговаривают, что Долганов опять какой-то трюк выкинул, вот они и обозлились. Ему хорошо, деньжат срубил и с девушкой смылся куда-нибудь на Канары, или Сейшелы. Да ещё с какой девушкой! Прут, было дело, и сам к Тени клинья подбивал, да не вышло ничего. Вернутся через полгодика, про них и не вспомнит никто. А ты валяйся здесь, посреди Зоны, и слушай пение детектора аномалий в наушнике. Он улыбнулся своим мыслям и поёжился. Ствол автомата “заходил” в самодельной амбразуре, расширив её до размеров форточки.
Куда же подевался Ушлый? Стоянку его Прут нашёл ещё час назад, но приближаться не стал. Саня хитрый чел, мог и растяжку оставить. Но вот где же он сам, охламон ушлый? Детектор так развылся, что у Виталя разболелись зубы, похоже рядом была аномалия, причём довольно солидных размеров. Тут, сквозь линзы оптического прицела, он увидел, как с одного из деревьев свесились чьи-то ноги. Ноги прыжком спустились на землю, а вслед за ними с дерева свалился и сам Ушлый, с “Калашом” наперевес. Так вот, где он отсиживался! Прут раскидал ветки над собой и вылез из укрытия. Ушлый сразу заметил его и вскинул автомат. Даже издалека Прут услышал щелчок предохранителя. Он опустил автомат и вскинул руки ладонями вверх. Ушлый был не последним стрелком в Зоне, и шутить с его АК-47 совсем не хотелось.
Прут нехотя вышел из леска с поднятыми руками. На его лице было такое выражение, что Ушлый усмехнувшись сплюнул и опустил автомат. Прут опустил руки и, подхватив свой автомат с земли, направился навстречу другу.
Прибежище Ушлого находилось неподалёку, в небольшом ельничке. Пушистые лапы мутировавших ёлок, с завивающимися как кудри иглами, скрывали небольшой шалаш. Саня быстро развёл небольшой костерок и повесил над огнём маленький медный чайник. Кинув в шалаш свой рюкзак, Прут присел под большой пушистой ёлкой. Костёр получился жаркий и сталкер совсем разомлел. Приятно пахло смолой и свежесваренным кофе. Ушлый всё что-то говорил и говорил. Глубоко Прут не вникал, но общий смысл ещё улавливал.
На засаленной карте, жирным красным карандашом, был нарисован какой-то рваный контур. В некоторых местах были проставлены странные отметки, кресты и кружочки. В центре контура стоял жирный крест, а возле него была выцарапана астрономическая цифра.
Ушлый ткнул грязным пальцем в детектор аномалий на поясе Прута. Он подчинился - сунул в ухо наушник и активировал детектор.
Прут щёлкнул выключателем и неприятный писк стих. Ушлый выжидающе молчал, хотя какая-то “сногсшибательная” новость явно крутилось у него на языке.
Ушлый поднялся, подхватил автомат и быстро пошёл вперёд. Отойдя на несколько метров он обернулся и махнул Пруту. С большой неохотой сталкер поднялся с нагретого места и, вынув из кобуры на левом бедре обрез, последовал за ним. Быстро пройдя ельничек насквозь они остановились на опушке.
Она сразу бросалась в глаза, даже начинающий сталкер без труда заметил бы её. Она была прекрасна в своей мощи, как бывает прекрасно смертельное оружие. Комариная плешь была громадных размеров, таких Прут ещё не видел за всю сознательную жизнь в Зоне. Она полностью накрывала небольшой деревянный домик, вероятно когда-то служивший сторожкой, и охватывала небольшой кусок леска. Домик был весь изломан и изогнут. Казалось кто-то скомкал его гигантской рукой и выбросил, за ненадобностью.
Ушлый успокоился и, присев на поваленное дерево, закурил. Он глубоко затягивался, а затем выпускал дым через рот, себе же в ноздри. Его лицо было напряжено, небольшой шрам возле левого глаза слегка подёргивался. Он сильно нервничал, и как Прут этого раньше не заметил. Его буквально трясло, не то от страха, не то от боли.
Прут внезапно посерьёзнел, его глаза сузились, а на лбу пролегла глубокая складка. Его рука сама легла на плечу Ушлому. Он никогда не видел друга таким подавленным. Никогда широкая улыбка не сходила с круглого лица Саньки. Перед ним будто был другой человек. Он вспомнил радостное лицо Оксанки, когда они с её “папкой” возвращались с очередной “рыбалки”. Вспомнил красивое, спокойное лицо его жены, и решение, родившееся в его голове, стало твёрдым, как череп слепого пса.
***
Утро выпало туманное и холодное. Но, сейчас, это было им только на руку. Уже с полчаса, они шли гуськом, след в след, со скоростью которой не позавидовали бы и черепахи. Каждое движение сто раз обдумывалось и выверялось. Прежде чем сделать очередной шаг, Прут, идущий первым, проверял пространство перед собой щупом. Каждый раз, когда щуп сходил с “верного пути”, чувствительна проволочка на конце изгибалась неимоверным образом. В сотый раз выпрямив проволоку, он осторожно делал шаг вперёд. Когда рифлёная подошва ботинка твёрдо становилась на, пятнадцать раз проверенную, кочку, сквозь фильтр противогаза с шумом прорывалась струя воздуха. После этого он переносил вес тела вперёд и повторял всё сначала. Ушлый шёл позади, разматывая за собой большой моток толстой лески. Внезапно Прут остановился и поднял левую руку вверх, следующий за ним сталкер замер. Прут ещё раз проверил пространство впереди себя, но прохода не находил. Он что-то буркнул в противогаз, Ушлый кивнул, и сняв с пояса небольшой цилиндрический предмет, передал ему. Выдернув чеку, сталкер осторожно бросил вперёд дымовую гранату. Они присели и прикрыли руками стёкла своих противогазов. Раздался небольшой взрыв и густой дым окутал сталкеров, образовывая контуры прохода. Прут быстро встал и, на всякий случай, держа щуп на вытянутой руке, перед собой, двинулся вперёд.
Когда они, соблюдая все предосторожности, добрались до развалин дома солнце стояло уже высоко. Костюмы нагрелись и Прут буквально плавал в поту, противогазы казалось срослись с кожей лица, а тяжёлый рюкзак оттягивал плечи. Оставалось совсем чуть-чуть, казалось сейчас они войдут в дом и запрячут эту штуку в капсулу. Тогда снова можно будет выпрямиться в полный рост, стащить ненавистный противогаз и наконец глотнуть из фляги. Пруту вновь повезло, проход вывел их прямо к остаткам окна. Осторожно проникнув в дом, они остановились. Пока Ушлый осматривался, Прут привинтил капсулу к концу щупа, превратив его в манипулятор.
Прут оглянулся. Такой штуки он не видел никогда. В углу, в полутора метрах от него, на небольшом расстоянии от пола, висел шар. Он был величиной с гандбольный мяч, чёрная, матовая поверхность находилась в постоянном движении. Он пульсировал, как огромное чёрное сердце.
Прут присел на колено и вытянув щуп перед собой, на манер пики. Скинул фиксатор и сферическая капсула, с громким хлопком, раскрылась. В таком виде она больше напоминала, лопнувший, перезрелый апельсин. Сухо щёлкнула кнопка и телескопическая трубка щупа медленно поползла вперёд. Капсула приближалась всё ближе и ближе к шару. Сердце бухало в висках, как сумасшедшее, пот заливал глаза. Оставалось всего несколько дюймов, Прут почувствовал как завибрировала трубка в его руках. Рука Ушлого легла ему на плечо, его тяжёлое дыхание оглушало. Наконец шар попал в зону захвата манипулятора. Прут зафиксировал манипулятор, прижав его коленом и медленно потянул на себя небольшой рычажок. Лепестки капсулы начали медленно смыкаться вокруг шара.
Яркая вспышка ослепила сталкера. Какая-то неведомая сила сбила его с ног и вырвала манипулятор из его рук. Справа раздался истошный вопль Ушлого. Ослепительный свет заполнил всё вокруг, он забирался в каждую клеточку его тела, разрывая на куски. Боль наполнила его всего и уже лилась через край. Прут задыхался, казалась грудная клетка сейчас лопнет от напряжения. Сорвав противогаз, он метался в агонии, крича, но не слыша своего голоса…
…Боль ушла, также неожиданно, как и пришла, оставив на память лишь страшную слабость. Руки не слушались его, рюкзак прижимал земле. Высокая трава набилась в рот и нос, пополам с землёй, мешая дышать. В глазах плавали цветные круги, а в ушах стоял такой звон, будто кто-то расколотил целый сервиз. Прут скинул рюкзак и с трудом приподнялся. Избушки больше не было, он сидел посреди зелёной, до рези в глазах, поляны. Недалеко виднелся лес, самый обыкновенный, среднестатистический, смешанный лес. Солнце стояло в зените, пели птицы и никаких признаков радиации. Приборы “сдохли” и он не мог этого проверить, но чувствовал кожей. Не излучения, не монстров, не аномалий – только много чистого воздуха и пение птиц.
Справа кто-то закашлялся, Прут обернулся и увидел стоящего на карачках Ушлого. Он тоже уже освободился от ранца и зажимая ладонями уши, безудержно кашлял. Всё ещё слабо понимая что произошло, Прут подполз поближе к другу. Подхватив его под руки он попытался подняться, раза с третьего это ему удалось. Ноги дрожали, Прут сам не мог понять, держал он Ушлого, или сам держался за него. Они стояли посреди поляны, спиной к спине и молчали.
Прут вытащил из кобуры, на поясе, Стечкин и подхватив рюкзак, медленно поплёлся к лесу. Ушлый качаясь, тащился сзади, подтягивая за лямку рюкзак и что-то бормоча себе под нос.
***
Прут просидел на дереве около часа, вцепившись в рифлёную рукоятку Стечкина. Из-за пригорка доносилась какая-то бодрая песня, про
молодежь и рабочий класс. Интересно, кто-то ещё слушает эту фигню. Дважды мимо него проходили грибники с корзинами. Проехал старый автобус, набитый галдящими студентами. Один раз на поляну выскочил заяц, но, услышав какой-то шум, быстро удалился. У Прута, от долгого сидения, затекло всё тело, а Ушлый так и не возвращался. Наконец на дороге послышался сильный шум, затем скрип тормозов. Метрах в шестидесяти от дерева, на котором сидел Прут, затормозил старый грузовик - настоящий антиквариат. Из кузова выпрыгнул парень в клетчатой рубахе и просторных штанах. В этом весёлом парне трудно было узнать Ушлого – одного из самых “грозных” сталкеров Зоны. Без защитного костюма и неизменного “Калаша” он ничем не отличался от простого деревенского парня. Грузовик фыркнул и дёрнулся с места. Ушлый крикнул что-то вроде: “Спасибо, товарищ!” - и поспешил к лесу.
Газета была свежая, от неё ещё пахло типографской краской. Буквы поплыли у Прута перед глазами, сливаясь в сплошные чёрные полосы. В газете писалось что-то о севе, шахтёрах и строительстве каких-то плотин. Вверху, рядом с портретами каких-то людей, крупными буквами было написано название - “Правда”.
Прут отошёл в сторонку и присел на кочку. Ушлый ещё что-то говорил, но он не слышал этого. Перечитывая газету он пытался понять, как это могло произойти. Ему казалось что объяснение должно быть заключено где-то здесь, между строк. В голове вереницей проносились отрывки из ранее прочитанных книг. Писательское воображение выдвигало самые безумные гипотезы и объяснения. Каждая следующая версия казалась логичнее и правильней предыдущей. Весь этот ворох воспоминаний, догадок и просто бреда, складывался в одну картинку, и с каждым кусочком она становилась яснее и яснее. Сквозь бездну догадок, то и дело прорывался возмущённый голос Ушлого.
-…не понимаю! … должно быть научное объяснение!
В кустах явно кто-то был. Увлекшись спором, они совсем забыли об осторожности. Прут одним взглядом указал Ушлому на кусты. Рука сталкера скользнула к лежащему рядом “Калашу”. Прут внутренне собрался, пытаясь бесшумно снять пистолет с предохранителя.
Прут незаметно кивнул, картинно улыбаясь.
***
Поляна в мановении ока заполнилась солдатами, в глазах зарябило от обилия гимнастёрок. Со всех сторон доносились лязганья затворов и щелчки предохранителей. Из кустов вышел радостно улыбающийся, самодовольный майор. Он мило улыбался и целился из своего “Макара” прямо в лоб Пруту.
Пока майор балагурил их успели обыскать с ног до головы. Все их пожитки полетели в кучу, на чью-то шинель. Обыскивать они умели - у Прута вынули даже “линейку” из пояса брюк и метательный нож из рукава. С Ушлым всё вышло сложнее – солдаты никогда не видели, чтобы на человеке было навешано столько оружия. В общем счёте на шинель полетели: Beretta 7 мм., два ножа разведчика, двуствольный “МСП” и самодельный стилет.
Прут усмехнулся и опустил глаза. До “Стечкина” было метра полтора, можно дотянуться. А что дальше? Вскочить, схватить вон того щуплого солдата за горло и закрывшись им уйти? Шансов мало, но можно было бы попробовать, если бы не Ушлый. Его никак не вытащить, всё бесполезно. Один из солдат, вдруг, заметил этот взгляд и ногой отшвырнул пистолет подальше. Ветер набросился на лежащую под ним газету. Он поднимал её в воздух, рвал и бросал, веселясь как маленький ребёнок. Но ветер непостоянен, игра ему быстро наскучила и он швырнул газету прямо под ноги сталкеру. И тут Пруту бросился в глаза заголовок одной из статей: “Вчера 25 апреля…”. Ужасная догадка прорезала его мозг, как разряд молнии тяжёлые грозовые тучи.
Идти пришлось не слишком далеко и, уже через несколько минут, они вышли к дороге. Конвоиры, увидев что неизвестные не пытаются убежать расслабились и опустили автоматы. Прут воспрял духом, но грозный окрик майора заставил солдат вновь стать бдительными. Ещё через несколько минут солдаты уже грузились в новенький ГАЗ-66. Ушлого и Прута усадили на заднее сиденье открытого УАЗа. Майор сел впереди, рядом с водителем, а сзади пристроился ещё один солдат с “Калашом”. УАЗ с рёвом рванул вперёд по гравийной дороге, а за ним медленно двинулась и вся остальная колонна.
Прут резким ударом в шею вырубил водителя и, развернувшись, бросился на охранника. Боковым зрением он заметил, как Ушлый схватил пистолет майора за ствол и навалился на него всем телом. Машина вильнула в сторону, съехала с дороги и заглохла. Послышался выстрел и Ушлый отшатнулся от майора. Он сделал шаг, смотря на майора остекленелыми глазами и зажимая большую рану на животе. Пошатнувшись, Ушлый перевалился через борт и мешком рухнул в кювет. Послышался визг тормозов грузовика и крики солдат. Прут издал нечеловеческий крик, вырвал из рук рядового автомат и выпрыгнул из машины. Выпустив длинную очередь по грузовику, он спрыгнул с дороги и побежал по песчаному склону. Что-то холодное и мокрое катилось из глаз. Слёзы стекали по щекам, смывая грязь и копоть, оставляя на лице тонкие светлые полосы. Сзади застрекотали автоматные очереди. Прут отбросил автомат и изо всех сил бежал вперёд, пытаясь не нарваться на пулю.
Вдруг стрельба прекратилась, наступила странная, звенящая тишина. Прут остановился, и, тяжело дыша, обернулся. Солдаты метались по дороге, бросив оружие, а на горизонте разгоралось странное зарево. Яркая вспышка ослепила его, глаза вспыхнули болью, и больше он ничего не видел. Потом пришёл звук, громкий, оглушительный, как раскат грома. Прут упал на колени, беззвучно крича. Из ушей и носа хлынула кровь, во рту появился мерзкий металлический привкус. Его вырвало, потом ещё раз и ещё, его рвало, пока рвота не переросла в один сплошной спазм. Кожа горела огнём, голова разрывалась, на нём не было не одного живого места. Затем пришла смерть – долгожданная – как бой курантов под Новый год, быстрая – как молния, тихая и ласковая - как избавление, как сон. Словно кто-то нажал кнопку RESET…