Солнце медленно клонилось к закату, оставаясь только яркой полоской на горизонте. Красное зарево заполняло все вокруг, делая это место еще красивее и загадочнее. Красота здесь часто бывает смертельна, хотя смертельна здесь не только она. Тени, которые тут пляшут как угодно и не поддаются законам физики, перестали быть видны, слившись с ночной темнотой. Тишина заполнила все вокруг, погрузив мир в оковы сна. Мир замер, чтоб завтра встретить новый день, если он все же настанет.

Я стою и с ностальгией смотрю на закат. Каждый день он разный, новый и неповторимый. Именно в такие мгновения меня начинает мучить ностальгия. Я почему-то вспоминаю свою жизнь. И у меня почему-то появляется желание кому-то пожаловаться на свою судьбу. Я хочу чтобы этот кто-то выслушал меня, и может, даже пожалел… Но что с того? Все равно уже поздно что-то исправить. В такие мгновения хочется закурить, но сигарет нет, да и не могу я больше курить.

Рядом на старом, поросшим обычным мхом и чудом нетронутом черной колючкой пеньке сидит Петрович и своими седыми как снег глазами всматривается в темные леса Зоны. В его глазах нет зрачков, только белая пелена, но вранье, что он ничего не видит. Только полный кретин скажет, что старик слеп. Да, физически он не видит, как и все пострадавшие, бывшие в седьмом секторе тринадцатого февраля, три года назад. Но он видит намного больше, чем любой простой смертный.

Петрович один из немногих переживших приход архангела. Так потом назвали падения метеорита на территорию зоны, произошедшее около двух лет назад. Говорят, когда метеорит летел, это было неописуемое зрелище, а после того как он упал, яркая вспышка залила все вокруг. Многие видели это зрелище, но не многие могут об этом рассказать. Все кто видел эту вспышку, ослепли по непонятным науке причинам. Большинство поплатились за эти пару мгновений здравостью собственного рассудка. И хоть большинство видевших падение сошли с ума, но они были живы. Они много говорят, только в их речах нет смысла. Но некоторые просто начали видеть мир по-другому. Те, кто остались в относительном здравомыслии стали видеть сущность зоны, ее строение и невидимые обычным людям ловушки. Некоторые из них даже нанимались проводниками, чтоб показывать жаждущим дорогу вглубь зоны. Причем работали такие люди за символическую плату, или вообще бесплатно. И Петрович какое-то время являлся одним из них.

Только теперь немногие с ними общаются и видно их все реже и реже. Такие проводники всегда возвращаются из зоны, но не всегда с провожатыми. Вот и пошли слухи. Некоторые говорили, что они больше не люди, и предлагали провести пару тестов из списка святой инквизиции. Но дела до рукоприкладства не дошли. Слишком во многих местах нужны были свободные руки, а рук катастрофически не хватало.

Но я в Петровиче уверен, у нас с ним полное взаимопонимание, хотя оно тоже появилось не сразу. Может мы вместе ненормальные, хотя нормален ли он, или нормален ли я. Кто здесь нормален? Нормальным или сумасшедшим можно быть там, за двадцатикилометровой границей отчуждения. Там за колючей проволокой в шесть рядов, пятиметровыми заборами и охранными блокпостами с турелями на башнях есть мир, где люди делятся на нормальных и ненормальных. Здесь же людей делят на живых и мертвых, хотя есть и промежуточные стадии. А мы с Петровичем привыкли друг к другу за столько лет, притерлись. Вернее всего за этот год, как я его знаю. Но тем ни менее, мы даже думаем одинаково с некоторых пор. А все это после того дня, семнадцатого июня, прошлого года. Этот день стал для меня рубежом, после которого я стал смотреть на жизнь по-другому. Этот день стал для меня концом старой жизни и в тоже время началом новой.

Как сейчас помню как это произошло, или как часто любит говорить Петрович: «Такое дерьмо не забываться».

Был погожий светлый день, на небе не было ни облачка. А самое главное не было ветра, даже легкого дуновения. Это я запомнил точно, потому что всего неделю назад запорол задание. Нанявшись на привычную мне работу я не учел при стрельбе из снайперской винтовки поправку на ветер. И мне не заплатили, а аванс был мизерным. Глупо было до ужаса, после всех моих приготовлений. Да только винтовку я собрал и разобрал восемь раз, тщательно просмотрев каждую деталь. А тут такая лажа. Короче я тогда был злой и голодный, а в голове сплошной ветер. Проклятый ветер.

Тогда я был обычным солдатом удачи, или если говорить просто — обычным наемником. В меру умелым, в меру удачливым, поскольку до сих пор оставался жив. И только волей злобной пакостной судьбы я попал сюда. Меня наняли для сомнительного, но вполне честного задания, никакой грязи. А я так давно не видел денег. Вернее денег не мокрых, не залитых кровью. А тут была возможность заработать уйму денег, честно и быстро. Я был ослеплен жадностью и думал, что мне просто чертовски повезло. Только я слишком поздно вспомнил, что шары не бывает, а бесплатный сыр только в мышеловке. Но когда я начал думать, было поздно что-то менять. Я подписал контракт и идти на попятную, значило замарать свою честь. Кто бы там что не говорил, но у наемников она тоже есть. А, кроме того, это значило поставить крест даже на жалкой карьере наемника.

В тот же день я познакомился с коллегами по несчастью. В общем, это была компания старых и не очень амбалов в татуировках и с одинаковыми квадратными рожами, просящими кирпича. Хотя, присмотревшись, я заметил на некоторых из них среди праздных картинок, татуировки, означавшие принадлежность к серьезным спецотрядам. Это меня насторожило, но тут я заметил ее… Даже сейчас, в нашем продвинутом двадцать первом веке женщины-наемники нечастое зрелище. А мне до этого чаще приходилось стрелять в них, чем работать с ними плечом к плечу.

Так я и встретил Ксеню. Сначала я даже растерялся, не зная о чем с ней и поговорить. Начать клеиться как, в общем, случае при общении с девушками. Или поговорить о пиве и последствиях его смешивания, о чем часто шла речь в пивных компаниях с другими солдатами. Но я оказался не прав. У нас оказался целый перечень общих интересов: стрелковое полуавтоматическое оружие, ручные пулеметы. А про холодное оружие я вообще столько сам не знал. А самое смешное она была классным снайпером и как назло подняла тему поправки на ветер и на гравитацию. Мне оставалось только молчать. И я молчал, чувствуя, как начинаю краснеть. Неожиданно я понял, что она была той, которую я искал всю свою жизнь. А мне еще восемнадцать, не хватало до пол сотни лет. Давно пора было идти на гражданку, а то и пристрелят ненароком. Ведь неровен час и меня удача покинет. Короче я надеялся, что смогу потом начать новую жизнь с ней, а полученные деньги помогут мне в этом. Хотя в какой-то мере я был прав.

Любовь, вечное чувство, которое сильно даже в этой глуши. Но речь сейчас не об этом.

В тот же день нас снабдили оружием и амуницией, и хоть выбор был скудный, армейский, но все же поставленный на широкую ногу. Я тогда много чего потянул. Даже всерьез думал взять ручной гранатомет, но обошелся штурмовой винтовкой, со спаренным гранатометом. После чего я долго смотрел на стоящий в одиночестве на складе новенький станковый пулемет, который очевидно собирались поставить на вертушку, да видно так и не собрались. В целом я набрал несколько пистолетов, нож который мне больше всего приглянулся. Даже бинокль взял и все-таки под конец ручной пулемет Калашникова. Мне в принципе и автоматы вроде старого доброго АК-47 нравились, но эта была убойная штука, а тут такая возможность хотя бы подержать ее. А я надеялся как-то прикарманить ее, потеряв, что ли на задании. Я думал, что легко договорюсь с товарищами. Пару бутылок пива и…

После чего я пошел в отведенное мне место в бараке ждать утра. Лежа на жестком как камень матрасе я успел много о чем подумать. Например о смысле жизни, или возможной смерти. Но больше меня интересовало каким дерьмом набивают армейские матрасы. Опилками его, что ли набивали, или в натуре камнями. В такие мгновения я всегда загорался идеей вспороть его и посмотреть что внутри. Но вставать было лень, поэтому я всегда откладывал это дело до утра, утром забывая о запланированном.

Ночь была мерзкой и полной кошмарных и глупых снов. Мне почему-то снилось, что я во главе отряда привычным мне способом очищал родную школу от трижды любимых учителей. Иногда во сне меня начинало мучить давно забытое чувство совестливости, благо к утру это всегда проходило. Так продолжалось до самого подъема, пока отвратный звук, похожий на вой бешеного быка не вырвал меня из оков сна.

Минута на сборы и нас как попало загрузили в старенькие, но хорошо сохранившиеся бетееры. Я был готов зуб дать, что при полном моральном устаревании эти машины еще вчера стояли на складе, под брезентом. И без особых задержек нас повезли к зоне.

Наш скромный отряд состоял из двух бетееров и двух десятков самоубийц внутри их, среди которых был я, еще восемнадцать наемников и сержант. За нами ехал старый армейский бобырь с двумя учеными и двумя техниками.

Везли долго по отечественным дорогам. Вернее дорогами тут и не пахло, а оными называли проложенные сельскими возами тропки. А в тесной кабине бетеера все прелести дорог можно было прочувствовать до самой глубины. Так что первые несколько минут я еще терпел. Потом пришла логичная мысль, что за такие мучения мне мало платят. Я ведь нанимался убивать людей, а не страдать сидя в этом железном гробу. Но когда задница по настоящему заболела, глупые размышления отошли в сторону сами собой. И только через несколько минут я глянул в лицо соседу по машине и понял, что смотрю как в зеркало. Лицо парня было серым и невыразительным. Что только с людьми делает армия?

Так мы ехали без остановки несколько часов. Несколько раз поворачивали, пару минут даже ехали по относительно нормальной дороге и только под конец остановились возле блокпоста, задержавшись на несколько мгновений. О нашем приезде здесь было известно. Нас уже давно ждали, поэтому пропустили без задержек, нам пришлось лишь подождать, пока откроются ворота, ворота, которые для многих открываться только в одну сторону. После чего мы еще несколько минут ехали по зоне, до тех пор пока машины не остановились.

Со скрипом открылся люк бронированной машины и яркий свет заполнил кабину. Я по привычке зажмурился и прикрыл глаза рукой. Глаза сильно привыкли к мраку и не хотели быстро перестраиваться к яркому освещению.

Я одним из первых вылез из бетеера и спрыгнул на землю. Найдя ногами твердую опору, я посмотрел на солнечное небо. А ведь при стрельбе могут быть и блики на линзе. После чего я смочил слюной палец и поднял его над собой. Ветерок был западный не очень сильный. Хотя его силу сложно было оценить. Но я так прикинул, что при отклонении на десять сантиметров, при дистанции два километра результат будет положительный.

Но тут из бетеера вылез сержант и праздник кончился. Он назвал нас неудачниками, уродами, дебилами и еще несколькими определениями, которые по его соображениям должны были поднять наш боевой дух. После чего начался вводный инструктаж, который проводился здесь в виду секретности операции. Я не особо слушал сержанта. Особенно в те моменты, когда он читал какие-то научные и жутко заумные термины, по слогами, с заранее запасенной бумажки. Для себя я подмечал только самое главное. Наше задание — это охота на уток. Ученые очкарики обнаружили в здешних краях новую зверушку и как всегда загорелись пламенным желанием сделать вскрытие. Посему мы должны были эту саму зверушку найти и привезти домой ее тушку. После чего сержант снова начал ругаться и откалывать глупые шуточки вроде: «Не волнуйтесь, все равно выживут далеко не все», «Дальше в зону, ближе к небу", или «Сделаешь неверный шаг по земле, сам станешь землей».

От выслушивания ненормативной лексики сержанта мне самому захотелось послать его куда подальше. Но куда его пошлешь, он же старше по званию. А еще его болтовня навела на меня скуку и я отвернулся, чтоб зевнуть. Но так и застыл с открытым ртом. Передо мной стояла девочка лет двенадцати, маленькая такая с длинными вьющимися светлыми волосами и забавно поднятым носиком.

— Ты тратишь время, направляясь туда, где нет времени, — сказала тихо девочка. — А времени осталось так мало.

Я отвернулся и дернул за плечо рядом стоящего товарища, но когда я снова повернулся, девочки не было. Она исчезла, как будто ее вообще не было. А тут еще вопросительно уставился потревоженный солдат. Я извинился перед ним, про себя подумав, что меня очевидно укачало в бетеере…

Раздался еле слышный скрип, сопровождающийся выразительным покряхтыванием. Я по привычке насторожился, хотя чего мне здесь бояться. Я ведь, можно сказать, дома. Старик Петрович со скрипом приподнялся с пенька и взяв в руки свою дубовую трость с еще большими причитанием поднялся на ноги. Откуда-то издалека раздался звук шумящей техники. Я даже не стал обращать на это внимание. Знакомый шум работы винтов вертолета МИ-24 я узнаю издалека, хоть и летит он высоко и достаточно тихо. Возможно, настолько тихо, что его никто кроме меня не слышит. Вроде где-то эти вертушки называли когда-то черными акулами. Здесь их кличут воронами-падальщиками. Спасательными операциями они, видите ли, занимаются. Трусы. Несколько раз видел, как они линейно косили на свою работу, чтоб лишний раз даже не снижаться. И я их в принципе понимаю. Кто захочет на эту самую землю садиться, понимая, что это земля может стать для них могилой. А ведь смерть, это очень серьезно и навсегда, от этого не лечат…

Вот как раз там в зоне я увидел в первый раз Петровича. К нам незаметно подошел маленький и сильно потрепанный старичок с невидящими глазами. Это было неординарным событием. Тем более на лице старичка была такая ухмылка, как будто он нас видел и у всех нас поголовно были расстегнуты ширинки. Так что по началу нам даже стало весело. Но длилось веселье недолго. Когда мы услышали, что слепой старик будет нашим проводником в неизвестность, нас охватила паника, медленно, но уверенно переходящая в ужас. Тем более никто из нас не знал что такое зона. Некоторые слышали что-то странное, что здесь у людей отваливаются уши, или еще лучше. Но для большинства зона ассоциировалась с полосатым костюмчиком, нарами и парашей. Придурок сержант, был единственным среди нас, кто уже бывал в зоне. Везунчик он, сколько раз в зону чуть ли не с бугром ходил и синий как свинья и всегда возвращался целым, что само по себе хорошо, так еще и с трофеями. Вот и назначили его главным, несмотря на то, что в его голове, кроме осколка мины полученного в Авгане, больше ничего не было. Правду говорят, что везет дуракам и алкоголикам. И если первым качеством его наделила природа, то для второго он всегда перед выходом принимал допинг. Он сразу после того, как прочитал свою лекцию, посветив нас во мрачные реалии, достал флягу и от души хлебнул из нее, после чего его вырвало, прямо при всех.

— Слабак, — отозвался, один из наемников.

— Зря ты так, — вежливо вмешался один из наемников, который видел сколько сержант до того принял. — Он еще со вчера набрался, поскольку трезвым сюда пойдет только ненормальный. А еще посмотрел бы я как бы ты пил чистый технический спирт.

В то время, как мы слушали вступительную речь ученые все время монтировали какую-то антенну, подключая к ней сложное оборудование. Они занимались своим делом, не обращая на нас внимания. После чего они достали из багажника бобика несколько блоков и свинтили их в одно целое. Но, несмотря на их старания, это целое все равно походило на мусорный бачок на гусеницах. В конце концов, техники и один из ученых, который помоложе, вернулись в бобик и развернули его. Старший ученый подошел к сержанту и долго о чем-то говорил в стороне от всех. После чего ученый отошел и напоследок крикнул, пожелав удачи. Один из новобранцев тоже крикнув, попрощавшись, за что сразу получил подзатыльник от старшего коллеги, серьезного мужика с множеством шрамов и татуировок. Так я узнал, что те, кто идут в зону некогда не прощаются, чтоб вернуться. Глупый и бесполезный обычай, который почему-то все чтили, как будто от этого что-то зависело.

После чего мы закрепили оставленный нам мусорный бак на гусеницах на одном из бетееров. Сами залезли на них и поехали дальше…

Неожиданно волна ряби прошла возле меня. Я отчетливо почувствовал ее. Не новое, а скорей обыденное чувство, а все равно привыкнуть сложно. Снова кто-то попался в мясорубку. Довольно близко, каких-то три километра отсюда. А ведь я никого не почувствовал. Странно, старею. Еще один подонок получил по заслугам. Я уже привык чувствовать смерть человека и по остаточной энергии разрядки оценивать, каким был этот человек. И как я понимаю, за этим типом никто никогда не заплачет. Ну и черт с ним туда ему и дорога. Ведь все сталкеры это какого-то рода мародеры, их в рай не пускают. Если вообще есть этот рай. Хотя не знаю как рай, а ад уже больше десяти лет есть и все знают, где именно.

Я уныло посмотрел на Петровича и мы, обменялись взглядами. Потом я снова развернулся. Слова здесь были излишними, мы и так понимали друг друга. Я действительно сильно изменился. А ведь каким я был молодым, когда мы подъезжали к зараженному городу. Вернее это было всего год с небольшим назад. Но с тех пор я сильно изменился. Возможно, постарел духом, а может, просто стал умнее…

Тогда, за километр до города мы остановились и сержант приказал выслать вперед звено для проверки местности перед машинами. Бросив жребий, мы нашли крайних, в число которых мне посчастливилось не попасть. Спокойно и довольно удобно я сидел на крыше бетеера и уныло посматривал по сторонам. А впереди шло шесть солдат широким клином, проверяя перед собой территорию примитивными датчиками аномалий. Только Петрович спокойно шел впереди всех и плевал на всю их премудрую науку и технические примочки. Но скорость продвижения упала до скорости обычного шага. А, кроме того, несколько раз таки приходилось объезжать невидимые опасные участки, полагаясь только на данные приборов.

Стальной конь злобно скрежетал, колеся своими колесами запретную зону. Я все это время сидел, в очередной раз перебирая оружие. Ведь электроника электроникой, а если автомат подвеет в разгар боя? Это даже не смешно. В это время я думал, что какого черта набрали столько народа, на простую загородную поездку. Но тут меня окликнул звонкий детский голос:

— Не на то вы время тратите, а его осталось так мало.

Я развернулся и увидел призрак маленькой девоньки, сидящий рядом со мной и от неожиданности чуть не свалился с бетеера. Но через мгновение призрак исчез. Я удивленно осмотрелся по сторонам и грешным делом решил, что пора завязывать с тормозной жидкостью.

В целом следующие три минуты я просидел как на иголках, держа наготове оружие и напряженно осматриваясь по сторонам. Тогда я четко понимал, что начинают пошаливать нервы. За каждым деревом мне мерещились враги: наемники, мародеры и даже арабские террористы. Временами казалось, что они вот-вот повыскакивают из-за деревьев и с криком «Банзай» побегут все сюда. И я невольно потянулся к ручному пулемету. Конечно, я понимал, что фантазия разыгралась не на шутку, но лечится было нечем — все лекарство брать с собой запрели, только сержант пронес в зону флягу с водкой.

Через каких-то пару минут мы подъехали к границе покинутого города. Город был оцеплен старой, поросшей мхом колючей проволокой. Здесь было все, от бетонных блоков на подъездах, до противотанковых ежей разбросанных повсюду. Как мне рассказывали, когда все это началось, никто не знал, что именно случилось. Большинство решило, что это вторжение вражеского спецназа с применением нового химического оружия, вызывающего галлюцинации. Некоторые решили, что это вторжение инопланетян. Появилось даже несколько сект, проповедующих, что это начало конца старой эры. «Это ни начало конца, это конец начала», — был лозунг одной из них. Они верили, что на земле начинается новая эра. Но эти идеи не нашли продолжения, поскольку все идеологи быстро умерли. Единицы выжили из жителей города, а город стал заброшенным местом, по улицам которого бродят призраки.

Ветер злобно завывал в пустых подворотнях, гоняя по улицам найденный где-то мусор. Прямо на дорогах стояли машины, как будто их просто припарковали и забыли на века. Иногда машины даже застыли перед светофором и выглядели крайне обыденно, если б не полусгнившие скелеты за рулем.

Смешно. Теперь я даже не боюсь призраков и фантомов, бродящих по территории зоны. Зомби и прочие гады не способны сейчас нанести мне вред. Кстати, а вот и они, подумал я почувствовав энергетическую вспышку. Из пространства появилось тело живого мертвеца, пробежало метров двести налетая на деревья и падая, потом переползая и снова поднимаясь. И через несколько секунд тело пропало в очередной вспышке. Смешно, что делает с людьми зона. А этот даже не зомби. Просто человек, из которого вырвало сознание. Теперь это просто тело. Оно так и будет бегать, пока не кончиться батарейка, или его кто-то не пристрелит из жалости.

Я уже не раз видел такое. Но первый раз я заметил именно на территории города, который встретил нас пустыми окнами, которые словно глаза всматривались в пустоту, но не видели нечего. Затхлый воздух в городе было тяжело вдыхать. Он все еще нес на себе отпечаток смерти. Запах разложения не развеялся и не стал слабее. Говорят, что помеченная смертью территория останется таковой до конца времен. Я знал, что многие боятся тишины. Но мертвый город не был тихим. Странный шорох раздавался со всех сторон, как будто кто-то разворошил муравейник.

Двигаться по асфальту было намного безопаснее, чем по траве. Опасные места были отчетливо видны на асфальте, поэтому можно было ехать спокойно. Наш отряд разбился на звенья. И уже пешком, в боевом порядке, мы продвигались дальше вглубь мертвого города. А за нами ехали два бетеера, якобы прикрывая нас Ведущий моего звена, как и ведущие двух других звеньев имели приборы, выслеживающие нашу цель. Сначала сигнал был нечеткий. Он вел, куда-то далеко в противоположный конец города.

Я нервно осматривался по сторонам, пытаясь заметить хоть малейший шорох. Но все что я увидел, так это призрак маленькой девочки, наблюдавший за мной, через разбитое окно на третьем этаже. Но он исчез, как только я его заметил.

Неожиданно что-то зашелестело и затрещало. В следующий миг из окна одного из заброшенных домов вылетела ракета из ручной системы и попала как раз в один из бетееров. Солдаты не стали ждать приказа, а ринулись в рассыпную, занимая оборонительную позицию. Хоть двоим из наших не повезло их скосило автоматной очередью и не помогли дорогие бронежилеты. Наш отряд так глупо попался в ловушку.

Мы замешкались и слишком поздно заметили засаду. Но зря напавшие на нас мародеры посчитали нас легкой добычей. За пару минут оставшиеся из нас используя ручные гранатометы, встроенные в штурмовые винтовки, превратили это место в руины, ставшие могилами для мародеров. Последние выжившие мародеры пытались спастись бегством, но были застрелены в спину, как трусы. Ну и черт с ними. Собакам — собачья смерть.

За несколько часов скитаний мы пришли к воротам старого заброшенного завода. Но неожиданно сержант поднял руку, как сигнал к остановке.

— Что случилось? — спросил парень, несший приборы.

Его оборудование молчало, поэтому он не понимал причину остановки.

— Что-то не так, — задумчиво сказал сержант, всматриваясь по сторонам и пытаясь принюхаться к воздуху, как волк. — Нужно обходить, — подытожил сержант и повел за собой отряд.

— Кого обходим? — переспросил один из солдат, несмотря на понятие о не обсуждении действий начальства. — Ведь прямо быстрей.

— Прямая дорога вдет на кладбище, — коротко ответил Сержант и разрешил солдату идти прямо, при желании.

Но никто прямо так и не пошел. Все были согласны с опытом сержанта или надеялись на его везение.

Подойдя к боковым въездным воротам на завод, мы не были удивленны, что ворота давно уже были взорваны собирателями хлама. Теперь нашу цель точно фиксировало оборудование. Сержант дал приказ переключиться на кодируемую частоту переговоров. Наши три звена разошлись, так чтоб взять цель в кольцо. Мое звено шло самым легким, но и самым длинным путем, через транспортный отдел и несколько производственных цехов.

Странное было место, зловещее. У парня несшего детектор аномалий прибор зашкалило, хоть близко ничего не было. Он несколько раз стукнул по корпусу, потом от души выругался и повесил прибор на пояс.

Кто его знает, что выпускали на этом заводе, но точно не детские игрушки, думал я, осматриваясь по сторонам. Наблюдая разрушенные металлические конструкции и прокусанных до дыр каменных и бетонных стен, оставалось только гадать, что за тварь способна на такое. Дыры в заводе чем-то смахивали на крысиные норы, только были диаметром метра четыре. Ох, и не хотел я увидеть крысу, которая их прогрызла. И я надеялся, что не на эту крысу мы охотимся.

Пройдя дальше мы не были удивлены, обнаружив, что некоторые станки внутри завода все еще работают. За тот день мы много чего успели увидеть. Но создаваемые помехи станками сильно ухудшили связь, и мы не смогли скоординировать действия. Я сам слышал, через свою рацию как раздалось несколько очередей и криков, которые неестественно быстро затихли. И снова тишина. Что-то случилось со вторым звеном, и я боялся, что нас ждала та же участь.

— Объект найден, — коротко объявил сержант. — Стрелять на поражение.

Это было все, что можно было разобрать через плохую связь.

— «Гамма», объект движется в вашу сторону, — передал нам ведущий первого звена.

Наше звено рассыпалось, каждый занял положение, которое считал оптимальным. Только мы не знали, откуда ждать врага.

Собравшись с мыслями, я сосредоточился, слушая заводской шум. Временами что-то хрипело через рацию. Скрежет, стук, редкие ругательства ведущего звена — все это слилось в один сплошной гул, до боли звучавший в голове. И неожиданно я в этом сплошном кошмаре расслышал шаги, легкие и ритмичные. Как будто девушка в каблучках бежала по железной лестнице. Я напрягся и прижал холодный приклад к щеке. Прищурившись, я смотрел в сторону шагов, через прицельную мушку.

И тут неожиданно я увидел маленькую девочку, лет двенадцати в длинном снежно-белом платьице и у меня дрогнула рука. Я не смог выстрелить. В этот момент я не думал, что я не выполняю приказ и что эта ошибка, которую совершают всего раз в жизни. Я просто не мог стрелять в ребенка. Но кроме меня было достаточно народу. Раздался знакомый шум очереди из АК-74. Это стрелял один из нашего звена. Девочка оступилась назад, а попавшие в нее пули выбили из ее тела целые каскады ярко-белых искр.

— За что? — жалобно всхлипнула девочка, опираясь на стены завода.

И все замолчало. Вмиг остановилось все работающее заводское оборудование. Зловещая тишина воцарилась в этом месте. Но она длилась не долго. Стоны крики и мольбы заполнили весь завод, отражаясь эхом с новой силой. Сотни прозрачных духов заполнили весь завод, кружа вокруг нас. И тут чудовищный толчок землетрясения сотряс весь завод и ему вторили сотни меньших и более слабых ударов, с которыми ломался и осыпался осколками заброшенный завод. Многие из нас попадали на пол. Еще одна очередь врезалась в девочку, но она даже не пошатнулась. Девочка только непонимающими большими детскими глазами посмотрела в сторону стрелявшего в нее солдата. Прямо в той точке, в которой он стоял появилась мясорубка. Солдат так и не успел ничего ни сказать, ни крикнуть. Только мелкие куски мяса, в которых теперь невозможно было узнать человека, полетели в разные стороны.

Чудовищный смерч поднялся ниоткуда и стал добивать непожранное временем, разрушая каменные стены, ломая металлические перекрытия, подымая в воздух мусор и все, что было в его силах. Нескольких людей из звена подбросило в воздух и ветер начал бросать ими из стороны в сторону. Я собрался с духом и выпустил несколько очередей по летавшим вокруг духам, не понимая зачем это делаю. Я вел огонь до тех пор, пока у меня не кончились патроны. В тот миг я так и не мог поверить в происходящее. Дрожащими руками я выкинул пустой магазин и достал другой из сумки на поясе. Несмотря, а только на ощупь, сунул его в отверстие и хотел прихлопнуть. Но рука небрежно скользнула по оружию. И я понял, что у меня от волнения выпал магазин. Там где я сидел смерч меня не особо доставал. Я оторвал взгляд от цели и начал шарить по полу в поисках магазина, найдя который я вставил его в автомат и хлопнул, услышав привычный щелчок.

Подняв взгляд, я увидел, что девочка стоит в двух метрах от меня, покосившись и зажимая соей маленькой ручонкой большую рану в боку, из которой струился чистый прозрачный свет. В этот миг своими большими глазами она смотрела мне в глаза. Проглотив образовавшийся в горле ком, я крепче стиснул оружие.

— Почему? — детским голосом, в котором звучала некая отрешенность, спросила девочка.

Но в этот миг очередной удар землетрясения сотряс здание и снова что-то начало подать, что было странно. Вернее было странно, что здесь еще есть чему падать.

Я чудом заметил, что одна из металлических рельс монтажного крана начала падать и падала, как раз на девочку. Не понимаю чем я тогда думал, но я отбросил оружие и ринулся вперед, схватив и потащив девочку за собой. Я опередил падающую балку всего на какое-то мгновение. А сзади в глубине завода что-то начало взрываться. Ударная волна чуть не сбила меня с ног и я понял что дело труба. В метрах десяти от меня была бетонная стена с дырой на уровне двух, может чуть выше метров. А я держал в руках всхлипывающую девочку. Времени больше не оставалось и я побежал к единственному возможному выходу. Прямо на ходу я с силой забросил девочку в дыру в стене. Это было не слишком гуманно, но так у нее оставался шанс на выживание. И я уже собирался попытаться запрыгнуть самому, но тут чудовищный взрыв прогремел прямо у меня за спиной и я понял, что ничего у меня не получиться.

Взрывной волной меня отбросило на стену. И я всем телом ощутил, какая она все-таки твердая. Потом был яркий свет и я больше ничего не помню.

Очнулся я от звука колокола, который звучал совсем близко, где-то за спиной. Я повернулся и увидел, что стою на холме рядом с заброшенной церквушкой. А вокруг только кладбище с покосившимися крестами.

— Ну что солдат, отошел немножко? — раздался тогда едва знакомый голос Петровича.

Я повернулся и увидел старика, который всем своим дряхлым телом опирался на свою дубовую палку. Невольно руками потянулся к собственной голове и к своему неописуемому ужасу не нащупал ее, как и всего остального.

— Что за чертовщина? — только и смог тогда сказать я, не выходя из шока.

— Вот именно, — покачал в ответ головой Петрович. — Привыкай солдат, теперь тебе предаться так жить дальше.

После чего Старик замолчал, ожидая продолжения разговора с моей стороны.

— Я что, умер? — снова спросил я.

Старик ухмыльнулся и посмотрел куда-то в даль.

— Смерть — это только начало, — задумчиво сказал старик, смотря за горизонт. — Раз ты здесь, то ты нужен здесь. Ты нужен зоне. Вернее ты нужен сознанию зоны. Зона — это не просо земля. Это поле боя реальности и хаоса, созданного руками людей. Но наша реальность не собирается сдаваться без боя. Существо, которое ты видел — это сознание зоны.

— Стоп! — перебил тогда я. — Ты что, говоришь об этой маленькой девочке?

— Каждый видит ее по-своему, — пожал плечами Петрович. — Тем более, какая теперь разница? Может она и девочка, этого никто не знает. Ну да будем говорить про сознание, как про девочку.

Я замолчал, не зная, что и говорить и чувствуя себя более чем неловко.

— Кто она? — не веря в приходящее, пролепетал я.

— А знаю я, как же! — ухмыльнулся Петрович. — Никто не знает. Она — это воплощение жизни нашего мира. Люди своими действиями разрушили защиту реальности, нанеся ей незаживающие раны. И все, что здесь сейчас происходит, это результаты этого. Как реакция на воздействие у реальности появился собственный интеллект, наделенный силой. Он растет, становясь и умнее и сильнее. Теперь это то, что ты видел недавно.

— Как ты видел это. Откуда ты все это знаешь, — перебил я, чуть не сорвавшись на визг. — Ты всего лишь старый сумасшедший слепой старик.

На что старик снова ухмыльнулся и прихрамывая подошел чуть ближе.

— Может я и старый, но я вижу прошлое, — спокойно ответил старик. — И если ты мне не веришь, то не верь. Ты сам скоро научишься его видеть и увидишь все собственными глазами. Но это потом. А пока мы говорим о сознании зоны, или о девочке этой. Она растет с каждым днем, становиться все умнее, сильнее и находчивее. Она придумывает новые методы заживления собственных ран и учится сопротивляться нанесению новых.

— Так получается, что она всех нас…? — хотел сказать я, а язык все равно не поворачивался.

— Нет. Вернее не совсем, — перебил Петрович. — Расслабься и все сам уведешь.

Неожиданно взгляд мой затуманился и я увидел, как далеко отсюда солдаты выгружаются из двух потрепанных бетееров. Я сразу узнал своих коллег по несчастью и пошатнулся. Но, увидев идущего среди них себя, я вообще впал в панику.

— Что это, вернее кто? — спросил я, когда снова после белого тумана увидел Петровича.

— Это вы. Все вы, — все тем же спокойным тоном сказал Петрович. — Вас всех вернула к жизни зона, вернее вернула именно такими, какими вы были, когда первый раз ступили на ее территорию. Плюс она добавила массу воспоминаний, как отряд без толку шлялся по зоне, что вы и доложите командованию, когда вернетесь. Тогда, может, за сознанием больше не будут охотиться.

— Да, но ведь он — не я. А я здесь, — сказал я, не понимая от отчаянья, что сам несу.

— Если ты о твоем двойнике. то он такой же ты, как и ты, — улыбнулся Петрович, обнажив несколько оставшихся зубов. — Он вернется в мир, а ты нужен здесь.

— Но зачем? Зачем я здесь нужен? — совсем потеряв всякую надежду, прошептал я. — Зачем ты меня здесь держишь.

Улыбка вмиг сошла с лица Петровича и он снова растерянно развел руками.

— Не я, а она тебя здесь держит, — перебил Петрович. — Ты ей нужен зачем-то. Может это просто детская шалость, а может глубокий замысел. Кто знает? В конце концов, меня она так же призвала на службу, вырвав из пустоты.

— А ты то кто такой? — спросил я тогда под конец у Петровича.

Старик кивнул головой в сторону старой неухоженной могилы с покосившимся крестом и сбитой надписью. Я посмотрел на нее непонимающим взглядом и снова уставился на Петровича.

— Это моя могила, — спокойно сказал Петрович, собираясь уходить. — По крайне менее была, до последних трех лет.

В тот день я больше с ним не говорил, мне оставалось только думать…

Неожиданно я снова чествую колебания энергии. Где-то далеко начался бой. Я чувствую, где и почему. Отряд мародеров прижал группу собирателей мусора.

Я покосился на Петровича. В ответ он развел руками. Я задумался. Уже темно, а мне скучно. Ладно уж, вмешаюсь. Со скоростью света я перемещаюсь на территорию боя. Я слышу выстрелы и несмотря на кромешную тьму знаю кто где находится, а меня никто не видит. Я как всегда невидим и даже нематериален. Создаю себе иллюзию, что я один из собирателей хлама и выхожу на открытое пространство. Несколько мародеров открывают огонь по мне, не зная, что я чуточку изменил реальность перед ними. Вылетевшие пули, из их оружия залетев в разлом в реальности, изменили направление своего полета на сто восемьдесят градусов и убили своих хозяев. Я сделал свое грязное дело, став чуточку опытнее. Я ухожу отсюда. Хотя я мог убить их более эффективно, без излишнего драматизма. Но так мне нравиться больше…

— Счастлив? — спросил старик, почувствовав мое возвращение.

— Нет, — коротко ответил я. — Но чем мне еще заняться?

— Ладно, — пожал плечами Петрович. — Веселись. У меня тоже дела есть.

С этими словами Петрович растаял в воздухе. Я не стал его отслеживать. Мне не особо интересно, чем он сейчас занялся. Его иногда невозможно понять. Как невозможно понять зону.

Я таки научился, как говорил Петрович, видеть через расстояние и видеть прошлое. Само собой кроме всего прочего я видел как дела у другого меня. Того, который вернулся в реальный мир. Он оказался не дураком, поступив как я и собирался. Бросил свое ремесло, став охранником, подальше отсюда. Он увез с собой Ксению. У них теперь любовь, двое детей, дом и старый подержанный москвич. Насчет заведения последнего я со вторым собой в корне не согласен. Ну да ладно. Теперь у меня другие заботы. Я постигаю высокие материи. Еще может месяц-другой, и я смогу надолго и далеко выходить за территорию зоны. Пока я могу безопасно существовать только внутри ее.

Вот такая вот она Зона. Это не просто круг в сорок километров диаметром, и уже даже не часть мира. Мира старого, который я называл своим домом. Это новый мир, со своими законами и странностями. В этом мире нет ни времени, ни реальности. И если сосредоточится, то отсюда можно увидеть весь мир. Можно увидеть не только настоящее, но и прошлое. Только будущее недоступно. Может это потому, что будущее еще не предопределено. Может еще что-то можно исправить, повернув вспять запущенные часы времени, отсчитывающие последние оставшиеся годы. А может, просто у земли нет будущего.

Хотя кто я такой чтоб судить о таких вещах? Всю свою жизнь я привык выполнять приказы, а не решать самому. А сейчас я всего лишь потерянная душа, прикованная к этому месту. Я не смогу многое изменить, хотя и стараюсь. Мне остается только надеяться, что когда-то все измениться, станет лучше. Глупые наивные надежды. Хотя кроме надежды у меня ничего не осталось. Надежда, она умирает последней. И я сохраняю ее слабую искорку глубоко в душе, но неровен час и она погаснет. Мне остается только ждать. А время все рассудит.